Продолжаем разговор.
Тема — откуда есть пошло это всё.
====================
Почему русские охотно насилуют друг друга шваброй?
10 ноября 2021 г.
403017_original.jpg
Будь я тупым русофобом, комментируя
практику анальных пыток в путинском ГУЛАГе, рассуждал бы о врожденной неполноценности русских, их природной жестокости, несовместимости варварской натуры с понятием «цивилизованность» и т. д. Но для этого есть Аркаша Бабченко, который со смаком и порой даже изящно пропагандонит, апеллируя к эмоциям. Я же русофоб вдумчивый и рациональный, то есть совершенно равнодушен к жареным подробностям. Однако системные факторы, обуславливающие такую модель поведения, мне очень даже интересны. И вот что я вам скажу: русские по своему характеру абсолютно ничем не отличаются от других народов, от тех же цивилизованных европейцев. А готовы чпокать друг друга в попец они, потому что… потому что российская структура экономики к этому располагает.
Думаете я стебусь? Да нисколько! Причинно-следственные связи налицо. Для разминки рассмотрим более легкий вопрос, имеющий прямое отношение к тюремным анальным извращениям:
почему вхождение в широкий обиход огнестрельного оружия сделало пытки и истязания основным методом подготовки солдат? Все предельно просто: до появления массового огнестрела война была уделом профессионалов. Не обязательно дворян, наемники, например не всегда могли похвастаться благородным происхождением. Но всякий воин в прямом смысле слова стоил очень дорого и знал себе цену. Пидорасить его было некому и не за что.
Железо до внедрения в металлургии бессемеровского метода являлось дефицитным и ценным ресурсом. Настолько ценным, что еще в первой половине XIX столетия в богатой Европе железные гвозди использовались в качестве разменной монеты. На Руси же по бедности отродясь строили без гвоздей, такой роскоши просто не знали. В условиях, когда годовая выделка железа на душу населения исчислялась в десятках, в лучшем случае в сотнях граммов, оснастить воина стальными доспехами и оружием было делом чрезвычайно затратным. Потому и массовых армий быть не могло, какие бы сказки ни сочиняли по этому поводу кабинетные историки.
Дорого обходилась и подготовка бойца. Для того, чтобы освоить технику фехтования мечом хотя бы на уровне «втроем одного, возможно, одолеем», требуется не один год. Причем не в свободное от работы время. Махать мечом – это и есть работа. А уж про практику верхового боя я скромно умолчу. Так что война была делом малочисленных профи, которые по праву являлись элитой, а свое ремесло приравнивали к искусству. Простолюдинам в этой компании места не было.
В XVII веке мануфактурное производство достигло уровня, при котором стало возможно поточное изготовление огнестрельного оружия, тогда же возникли и массовые армии. Подготовить солдата стало возможным за несколько недель: все, что от него требовалось – уметь заряжать ружье, совершая простые движения, доведенные до автоматизма, остальное он должен был бездумно выполнять, повинуясь приказам офицеров и сержантов – стоять, шагать, стрелять, колоть. Война из спорта для элиты превратилась в рутину и тяжкое бремя для черни. Солдат стал дешевым, его теперь можно расходовать без всякой жалости.
Война стала делом очень кровопролитным, ружейные залпы выкашивали противника целыми шеренгами. Если в эпоху рыцарских баталий вероятность погибнуть в бою была, условно 5-10%, то теперь боевые потери пехоты в 30% личного состава никого не удивляли, а небоевые потери из-за массовых эпидемий забирали порой еще больше солдатских жизней. Кстати, в те кровожадные времена воюющие армии следовали негласному правилу – не стрелять в офицеров противника, и не из гуманизма, а по сугубо прагматическим соображениям. Солдаты, лишившись управления со стороны командного состава, обращались в озверевшую толпу, а сражение перетекало в бойню на уничтожение. Лишь офицеры, контролирующие войско, могли признать поражение и скомандовать отступление, прекратив бой, или даже капитулировать. Это хоть как-то сдерживало взаимную жестокость на поле боя.
Доля же солдата, давайте будем говорить уже конкретно о русском солдате, была незавидной: шансов дожить «до дембеля» у него и в мирное время было довольно мало, а в военное – и того меньше. И вот какая проблема возникла: как заставить солдата повиноваться перед лицом почти неминуемой смерти. У офицеров были стимулы: карьера, награды, деньги, поместья. Нижним же чинам, крепостным, забритым в армию в качестве наказания или по жребию, ради чего подыхать?
Ответ был найден: страх смерти затмевал страх истязаний, на фоне которых смерть воспринималась избавлением от страданий. Солдат нещадно били самыми изощренными и разнообразными способами: сапогами, палками, кнутами, плетьми, розгами, батогами, шпицрутенами (железными прутами). Непрерывными истязаниями солдат превращали в зомби, бездумно и синхронно выполняющих команды. За малейшее неповиновение грозила экзекуция в виде прогона через строй, в ходе чего наказанный получал до шести тысяч ударов ружейным шомполом (тот из сослуживцев, кто бил не в полную силу, сам рисковал получить пару сотен ударов).
Разумеется, шесть тысяч ударов пережить было нереально, иной раз и пятисот было достаточно, чтоб убить человека. Поэтому из «милосердия» командир мог наказать солдата порционно: получил тысячу люлей, отлежался в лазарете, отхаркал кровью, получил еще тысячу – и так пока не сдохнешь или не выстрадаешь положенное. Бежать было чаще всего бессмысленно, поскольку еще Петр I, внедривший европейские военные порядки вместе с регулярной армией, ввел практику клеймения солдат по примеру каторжан. Поймают – будешь под кнутом подыхать долго и мучительно. Добавьте к этому голод, холод, сексуальное насилие со стороны «братушек», изнурительный труд, постоянные унижения и полнейшую безнадегу казарменно-тюремной жизни (никаких увольнений и отпусков не существовало, так что сравнение с тюрьмой оправдано). Да война после всего этого покажется избавлением от «мирного» гарнизонного ада, а смерть будет желанной.
403213_original.jpg
Практика систематического истязания солдат в ходе освоения шаблонных строевых и ружейных приемов, обесчеловечивающая их, превращающая в выдрессированных животных, называлась безобидным словом «
муштра». Первыми муштру применили шведы в ходе военной реформы короля Густава II Адольфе, правившем в 1611-1632 гг., что сделало шведскую армию самой сильной в Европе. Передовую науку быстро переняли другие европейские армии. Апогея техника муштры достигла в прусской армии Фридриха Великого.
Закат садистской муштры в Европе пришелся на эпоху наполеоновских войн, когда французы явили миру армию нового типа, состоящую не из подневольных скотов, а из ГРАЖДАН. После этого акцент в подготовке войск начал смешаться в сторону боевой подготовки, учений и маневров, большое внимание стало уделяться техническому оснащению пехоты. Поощрялась инициатива, младшие командиры получили возможность применять различные тактические приемы сообразно обстановке на поле боя.
Отупляющая муштра в более-менее цельном виде сохранилась только в русской армии. Хотя гуманизация коснулась и ее: так, например, истязания шпицрутенами и клеймение были отменены в 1863 г. А положения петровского воинского устава, предусматривающие такие изуверства, как хождение босяком по деревянным кольям, обрезание ушей, отсечение руки или пальцев, отрезание языка, вырывание ноздрей сошли на нет уже к 1817 г. Битие кнутом так же было отменено, по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных образца 1845 г. осталось лишь сечение плетьми, причем высший предел наказания был установлен в 100 ударов.
Стоит отметить, что речь идет не только об армии. Все вышесказанное в полной мере относилось и к гражданскому населению, включая женщин и детей. Формально запрет на избиение плетьми женщин за административные правонарушения был наложен в 1863 г., однако на практике суды продолжали выносить решения о телесных наказаниях в отношении черни, поскольку простолюдины обоего пола, воспринимались, как скот, и считалось, что единственный аргумент, который имеет воспитательную силу – физическая боль.
404410_original.jpg
Иногда «прогрессивные» судьи в пореформенной России предлагали провинившимся выбор между денежным штрафом или поркой. В этом случае почти всегда плебеи выбирали телесные наказания. Чувство человеческого достоинства отсутствовало в русской черни даже в зародыше, а к постоянным побоям люди привыкали с детства и ничего страшного в том не видели. Впрочем, до второй половины XVIII дворяне и духовенство в этом смысле ничем не отличались от своих рабов – они были такими же бесправными холопами пред начальством, как крепостные перед барином, и бестрепетно сносили битие.
Телесные наказания в армии и флоте, а также в отношении детей (речь не о бытовом насилии, а именно о судебных наказаниях) были отменены только в 1904 г. Но в 1915 г. порка солдат вновь была узаконена. Какая же муштра без систематических побоев? Выяснилось, что поддерживать дисциплину в воюющей армии иным способом невозможно. Впрочем, писанные законы в Российской империи особой роли никогда не играли, куда важнее были
традиции. Как вы понимаете, избиение нижних чинов в армии и флоте укоренилось настолько глубоко, что без особого стеснения практиковалось до самого краха империи.
Накрылась медным тазом романовская империя именно вследствие кризиса муштры. В феврале 1917 г., когда в Петрограде вспыхнули массовые беспорядки, власть привычно послала на усмирение черни войска. А солдатушки чегой-то начали своих же офицеров на штыки насаживать. Накопилась, знаете ли, некоторая неприязнь к ним. Особенно отличились в расправах морячки, ибо нравы на флоте славились чрезмерной жестокостью даже по русским понятиям. Сейчас принято лить крокодиловы слезы по «цвету русского офицерства», якобы невинно убиенному по наущению жЫдов и германских шпиёнов-большевиков. Но вообще-то причина массовой «измены» нижних чинов следует искать не во вражеской или революционной пропаганде, а в расчеловечивающей муштре. Расчеловечили на свою голову – вот и получили по заслугам от озверелой солдатни и матросни.
Возникает вопрос: почему же двести лет серую солдатскую скотинку муштровали в хвост и гриву, а та только мычала, безропотно снося жесточайшие пытки, а тут вдруг встала на дыбы? Можно, конечно, все списать на пресловутый рост сознательности масс: дескать, в армию в военное время массово призвали не только забитых землепашцев, но и рабочих, студентов, даже потомственных интеллигентов. Повысился уровень культуры служивых, появились какие-то представления о человеческом достоинстве. Да и крестьяне были уже не те, что в XVIII веке – каждый третий грамотный, каждый пятый неверующий. Можно даже подтянуть под это дело широкую теоретическую базу: при феодализме муштра была в порядке вещей, но капитализм меняет не только производственные отношения, но и сознание масс, и старорежимные методы не работают в изменившихся условиях… Однако эти абстракции мало что объясняют.
На самом деле причина катастрофы (а солдатский бунт стал катастрофой для империи) в грубом нарушении отработанных веками технологий насилия. Если атомный реактор эксплуатировать, нарушая регламент, он взорвется и это никого не удивит. Пыточный конвейер – такая же технология, если ее применять неправильно, произойдет взрыв, только социальный. Что же пошло не так? Объясню на пальцах.
403567_original.jpg
Во времена расцвета муштры в русской армии она воспринималась, как данность, как естественный порядок вещей, против которого бессмысленно восставать, потому что солдат пытали сами же солдаты. Да, по приказу командира, порой невидимого и недосягаемого (часто ли нижние чины видят полкового начальника?). Да, под руководством зверюги-унтера. Но прогоняли-то бедолагу через строй таких же бесправных рабов, которые вынуждены были бить со всей дури своего собрата только потому, что иначе сам будешь забит до смерти за нерадивость. Сегодня я тебя бью, завтра – ты меня. Се ля ви, как гутарят хранцузы.
В данном случае для истязаемого отсутствует объект ненависти, ему не на кого выплеснуть ответную агрессию. Не будешь же считать виновным в своих страданиях всю роту? Да ты сам вчера не лупил ли столь же безжалостно своих товарищей? Выживешь – будешь так же истязать других по приказу начальства. Насилие в данном случае не имеет четко выраженного источника, оно как бы закольцовывается в коллективе, где каждый одновременно и жертва, и мучитель. Разорвать этот порочный круг, канализировать агрессию в отношении начальства практически невозможно.
И совсем другой расклад получается, когда практика прогона через строй была упразднена, но физические и моральные издевательства, как основной метод воспитания, сохранился. Тут уже самим офицерам приходится заниматься рукоприкладством, либо выступать в качестве прямого инициатора насилия. Побои со стороны равных по статусу рекрут сносит, не озлобляясь, ведь завтра его мучители попадут под его палку. Да и так при желании можно будет морду набить обидчику. Но когда офицер бьет рядового, последний не вправе ответить – тут же загремит в арестантские роты, а это адов ад – армия, помноженная на тюрьму. Раз появился четко идентифицируемый, часто персонифицированный источник зла, то и ненависть к нему будет копиться. Копится, копится, а потом – раз, и прорвется наружу при, казалось бы, незначительном поводе. Ну, например, как на броненосце «Потемкин» из-за червивого мяса в супе. Эка невидаль! Можно подумать, раньше матросиков не кормили тухлой солониной и забродившей капустой.
В общем, получается так, что части Петроградского гарнизона вышли из повиновения именно потому, что солдат задолбали муштрой. На флоте все происходило еще более драматически. Сошлись воедино три фактора – беспорядки городских обывателей из-за дефицита хлеба, дворцовый переворот, затеянный генералами, и локальное солдатское неповиновение. Две проблемы в любом сочетании не представляли ничего сверхординарного. Ну, сменился бы царь – что тут такого? Во время Крымской войны «трансферт власти» произошел вполне себе обыденно. Восстань солдаты, не желающие воевать, пусть даже и при поддержке городских низов – тоже ничего нового. Во время японской войны аж целая революция жахнула – и ничего, империя устояла. Но три наложившихся друг на друга кризиса покончили и с монархией, и со всей старой Россией в течении буквально нескольких дней.
403931_original.jpg
Теперь перенесемся мысленно в нынешнюю россианскую армию, которая тоже держится на системном насилии, пропитывающим буквально всё. Но оно снова носит не концентрированный, а распределенный характер. Офицеры не лупят новобранцев до кровавой блевотины, а делегируют истязательные полномочия «дедам», «черным», или «блатным», которые выполняют их охотно, порой даже с удовольствием. Жертва в этих условиях встает перед выбором: ломать систему насилия или встроиться в нее. Очевидно, что последнее гораздо практичнее, полгодика терпишь пиздюли, а потом сам начинаешь их отвешивать тем, кто ниже тебя по статусу. Или сразу примыкаешь к этнической банде и лупишь лохов-чужаков. А если тебя и отмудохают свои же, так это следует воспринимать, как братское наставление в суровой армейской жизни и принимать унижения с благодарностью.
Современная росармия коммерциализирована, то есть от насилия можно откупиться. А можно сформировать эффективную ОПГ и взять от начальства подряд на «дойку» батальона. Скажем, месячный сбор с лошья составлял полмиллиона, из которых половина шла комбату (тот, разумеется, отстегивал наверх), 150 тысяч получали ротные и взводные, а оставшиеся 100 тысяч оставались в распоряжении дедов или контрактников, непосредственно «державших» часть, то теперь можно и поднять градус насилия, а вместе с ним и удойность. Почему, спрашивается, срочники и контрактники платят за увольнение, откос от нарядов, крышевание, списание залета и прочие «услуги» одинаково? Контрактники же богаче. Поэтому бить их надо больнее, чтоб заставить платить больше. Москвичи богаче деревенской гопоты – тоже пусть башляют больше. А гопота пускай отрабатывает свое право жить без пиздюлей, создавая ад для мажоров, чтоб те слали СМС-ки домой «Мама, срочно вышли 30 тысяч».
Чем выше уровень насилия в части, тем большую удойность она имеет. Была собираемость в батальоне полмиллиона, а стала – полтора ляма в месяц. С каждого зольдатика всего-то по пять тыщ рубликов в месяц в качестве абонентской платы за сохранение анальной девственности – разве это много? Да гроши же! Но, разумеется, платить охотнее будешь тогда, когда у тебя на глазах кого-то «опускают» или того пуще – продают в сексуальное рабство. Случаи нередки, особенно в военных училищах и институтах МВД. Был бы спрос на исполнительных мальчиков или девочек в форме – предложение себя ждать не заставит.
Кстати, не стоит думать, что комсостав стоит как бы над всем этим трэшем, являясь лишь бенефициаром адова конвейера. Вот как раз в подготовке офицерских кадров насилие, в том числе сексуальное или с сексуальным подтекстом, играет очень важную роль. Особенно налегают на эту тему в суворовских училищах. Видеосъемка издевательств в отношении младших – обязательный элемент «воспитательной работы». Представляете, как легко после этого манипулировать кадетом: стоит только намекнуть, что компрометрующая запись будет выложена в Интернет, и чувак готов на все – и старших ублажить, и платить регулярно. А когда такой опущенец получит офицерские погоны, то ждать от него гуманизма по отношению к солдатикам точно не стоит. Наоборот, он теперь постарается как можно быстрее компенсировать свои страдания как морально, так и материально.
Разумеется, перегибать палку с насилием не следует, оно должно поддерживаться на оптимальном уровне, то есть обеспечивать максимальную удойность и видимость порядка без эксцессов вроде дезертирства, самоубийств, массовых расправ (см.
дело Шамсутдинова) и сливов в СМИ. Система так выстроена, что разумнее заплатить пять тысяч в месяц (плюс штрафы за залеты), и тебя лично ничего из описанного выше не коснется.
В тюрьме же представление о допустимом насилии имеет гораздо более широкие рамки, а удойность одного отряда на порядок выше, чем у армейского батальона. Представляете, сколько стоит УДО? Ценник начинается от тысячи рубликов за каждые сутки отсидки. Выйти на пару лет раньше – уже 700 тысяч вынь, да полож. И это, подчеркиваю, МИНИМАЛЬНЫЙ тариф. А есть еще целая категория коммерческих зеков (осужденные коммерсанты, чиновники, богатые бандиты), готовых платить за комфортное пребывание за решеткой. Например, на многих зонах есть так называемые дома отдыха, в которых по идее должны проводить отпуск (все по Трудовому Кодексу!) в качестве поощрения хорошо поработавшие зеки. Но по факту там непрерывно пребывают коммерческие сидельцы, пока в состоянии отстегивать по 100-500 тысяч в месяц.
Только вдумайтесь – в армии полмиллиона собирается ежемесячно с целого батальона, а в концлагере такую удойность может иметь всего один осужденный. Привезти проститутку (она как бы приходит на длительную свиданку, будучи оформленной по чужой фамилии) стоило от 30 тысяч пять лет назад, сейчас, само собой дороже. Длительное свидание длится трое суток. Сколько клиентов за это время обслужит путана? Думаю, за эти три дня она минимум полмиллиона принесет в мусорской общак.
Разумеется, такие огромные деньги комзеки готовы платить только в том случае, если их поставить перед реальной альтернативой существования на дне адова барака со швабой в жопе. Поэтому ад должен присутствовать, ты должен чувствовать своей спиной веющий от него жар (хотя, тут уместнее говорить о веющем холоде и затхлой сырости). Схема в общем и целом такая же, как в армии: администрация концлагеря заинтересована в максимизации теневых доходов при сохранении видимости порядка. Поэтому сами мусора не так уж часто занимаются истязанием жертв, разве что для удовольствия и поддержания необходимого уровня страха..
Право на безнаказанное насилие делегируется «козлам» (капо, ссученным, подментованным арестантам), которые и избивают, и калечат, и насилуют, выслуживая себе УДО, возможность иметь привилегии в виде освобождения от каторжного труда, дополнительной свиданки и посылки, сотового телефона, возможности распивать алкоголь и т.д. Ломке (есть, кстати, даже специальные тюрьмы и зоны, называемые ломочными) подвергаются криминальные авторитеты и «таранящие», то есть проявляющие склонность к неподчинению осужденные. Иногда ломают политических или «заказанных» с воли арестантов (например, коммерсантов с целью отжатия у них бизнеса).
Основная арестантская масса должна взирать на этот беспредел с благоговейным ужасом, как великое счастье воспринимая то, что их просто слегка калечат и требуют платить за отсутствие проблем, а не разрывают палкой задний проход под видеозапись. Подчиняйся и плати – вот формула оптимизации твоей жизни в концлагере.
Кто-то скажет: мол, с экономическими стимулами в гулагах и так все ясно, но автор выше позволил сделать себе утверждение, что подобная система экономических отношений продиктована структурой национальной экономики, а эта тема в тексте не раскрыта. На самом деле принцип экономической рентабельности насилия уже описан детально, а как он системно применятся в масштабах экономики целой страны, я расскажу ниже.
Как известно, существует экономическое и внеэкономическое принуждение к труду. Принято считать, что первое эффективно, а, например, рабский труд – нет, но это большое заблуждение. Все зависит от конкретных условий и стоящих перед экономикой задач. Вдумчивый читатель, рассуждая по аналогии, может самостоятельно поразмыслить вот над чем: если эскалация насилия способна повысить для бенефициаров системы удойность армейского батальона втрое, а среднестатистический лагерный отряд на зоне имеет рентабельность на порядок выше, чем батальон, то что будет, если в ГУЛАГ превратить целую страну, разделив население на касту зеков и вертухаев? Именно этот процесс давно происходит в РФ, и его можно выразить в макроэкономических показателях, о чем поговорим в
продолжении.
https://kungurov.livejournal.com/299621.html
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.
и не раскрыл момент "нычек" - суть в том, чтобы генерал не видел солдат - иначе его нежная натура будет возмущена и он будет топать ногами и брызгать слюнями 
