На уличном фестивале в честь пятилетия «Афиши» будет много разного: Вдовин, Санчес, фрисби и одежда секонд-хенд. Но главное, что случится 15 мая на Лужнецкой набережной, — это концерт The Future Sound of London. Главные герои электронной музыки 1990-х годов сильно изменились: отказались от танцевального бита, повернулись лицом к психоделическому року, собрали группу музыкантов со стажем и отменили давнее табу на живые концерты. Выступление на «Пикнике «Афиши» станет первым в истории концертом FSOL. По этому случаю группа непрерывно репетирует, готовит особенный видеоряд, который будет транслироваться на огромном экране, и требует отныне называть себя The Future Sound of London’s Psychedelic Band: Amorphous Androgynous. Юрий Сапрыкин отправился в Лондон, чтобы выяснить подробности.
«Вы будете чай? А пирожные?» — спрашивает хозяин с порога. До порога мы едва добрались: московский промоутер Александр Чепарухин, выступавший проводником, был уверен, что нам нужно в Треллик-Тауэр — 31-этажную коробку к северу от Ноттинг-Хилла, похожую на брежневскую гостиницу, но консьерж сообщил, что нужный нам жилец в списках не значится. Мы с Чепарухиным ткнулись еще в пару домов, заблудились окончательно и тут увидели, как из переулка машет рукой худощавый человечек в клетчатой панаме. «Это он», — с облегчением вздохнул Чепарухин. Человечек отвел нас в какое-то совершенно не рассматривавшееся нами здание и сразу стал предлагать пирожные. Спасибо, конечно, будем.
Помимо панамы, человек был одет в цветастую рубашку, коричневые брюки в обтяжку и салатовый шарфик, фактурою напоминающий оренбургский пуховый платок. В доме у него обнаружились светящиеся панно с картинами прерафаэлитов, горы старого винила, индокитайские аксессуары в стилистике магазина «Путь к себе» и несколько совсем непонятных предметов: представьте себе космические скафандры, изготовленные цивилизацией грибов-великанов. На боку у скафандров торчали разноцветные кнопки; как объяснила хозяйка дома — красавица художница Дайан Харрис, — при нажатии скафандры должны светиться и играть музыку, но пока они не готовы и от кнопок никакого проку нет.
Про хозяина мне было известно следующее: его зовут Гарри Кобейн, но это не настоящее имя; он является одним из двух участников группы The Future Sound of London, но сейчас открещивается от этого названия; 10 лет назад в составе FSOL он оказался одним из лидеров новой электронной музыки, причем самого радикально-психоделического ее крыла (один из их тогдашних дисков назывался «Сказки эфедрина»), но в последние годы отказался от наркотиков и, по некоторым сведениям, от компьютеров. FSOL никогда не давали живых концертов, в лучшем случае играли в собственной студии и транслировали происходящее по выделенной линии на радио (из этих трансляций составлен их альбом “ISDN”) — меж тем промоутер Чепарухин прибыл к Кобейну выяснять детали его живого выступления, которое должно произойти на уличном фестивале в честь 5-летия «Афиши». За две недели до «Пикника «Афиши» FSOL собирались обкатать живую программу на калифорнийском фестивале Coachella — на одной сцене с Radiohead, Pixies, The Stooges, The Cure и прочими достойнейшими людьми, — но в последний момент отправили отказ. Как так?
— Я следовал своему инстинкту, — объясняет Кобейн. — Мой инстинкт велел: ты должен сначала сделать это в России. Что касается России, тут есть две важные вещи: во-первых, это Саша, — Кобейн поворачивается к Чепарухину, тот очевидно рад, что его признали первой из двух важных вещей в России, — этот человек открыт всему новому. А поскольку вся моя жизнь — это создание нового, такой подход для меня чрезвычайно важен.
Чепарухин действительно оказался едва ли не главным виновником того, что FSOL начинают выступать вживую. Несколько лет назад он попал на диджейский сет Кобейна и был совершенно потрясен энергией, которая исходила от этого человека, потом начались уговоры: дескать, нельзя зарывать талант в землю, и прошлым летом Кобейн согласился сыграть в Питере — как диджей, но в сопровождении двух музыкантов.
— Сейчас начинается новый процесс, — вещает Кобейн, — и питерский концерт был важной точкой в этом процессе. Но в Москве будет совсем другое: только моя музыка, и полностью живой состав — гитара, ситар, ударные, бас, «Хаммонд», клавишные, электроника.
— Так какая же вторая важная вещь в России?
— Вторая важная вещь заключается в том, что в России никогда не продавались наши пластинки. Там мне нечего терять. В Америке много людей, которые слишком хорошо нас знают; им кажется, что FSOL — это обязательно электронная танцевальная музыка, в крайнем случае эмбиент. Эти люди не могут услышать нашу музыку, не опираясь на предварительное знание о том, что такое FSOL. А когда ты начинаешь экспериментировать, лучше иметь дело с публикой, свободной от предрассудков.
Мне страшно комментировать эту реплику. Перед отъездом в Лондон я говорил с музыкальным обозревателем «Афиши» Максимом Семеляком; выяснилось, что первый в жизни приобретенный за деньги CD у нас обоих — это The Future Sound of London. На хорошем пиратском развале, даже в глубокой провинции, до сих пор можно найти всю дискографию FSOL; что говорить о середине 90-х, когда — пусть на короткий период — FSOL были здесь популярнее, чем Prodigy, Orbital и любая другая электронная группа. Но Кобейну лучше об этом не знать.
— Электронная музыка умерла в 1995 году, — так он оценивает прошлое. — Тогда выходили сотни электронных альбомов, музыка становилась все утонченнее, технологии все изощреннее, но ты включаешь пластинку и — хр-р-р-р-р! — это так скучно! Ты платишь 15 фунтов 99 пенсов за новый диск — а получаешь все тот же длинный трек, ничем не отличающийся от остальных.
FSOL не успели соскучиться — их последний «классический» альбом “Dead Cities”, вышедший в 1996-м, оказался одновременно и лучшим. В нем было много ломаных ритмов, тяжелого и грязного звука ударных, отчего его тогда прописали чуть ли не по ведомству Prodigy, — но все было сложнее. Когда в начале 90-х FSOL брали куски этнической музыки непонятного происхождения и подкладывали под них танцевальный бит или когда на альбоме “Lifeforms” мастерили музыку из шелеста листьев, плеска воды и стрекотания тропических насекомых — помимо собственно звуков, в этом всегда присутствовало второе дно, неявная эзотерическая компонента, опыт созерцания по-иному устроенных миров. На “Dead Cities” этот опыт стал невыносимо тяжел: FSOL 96-го года описывают мир, из которого выкачали воздух. После этого они замолчали на шесть лет; в 2001-м журнал Q написал о них в разделе “Where are they now?”; там сообщалось, что Кобейн тяжело болен и перспектив у группы никаких.
— Я сам себя запер в тюрьму, — говорит Кобейн, сверля меня взглядом. — Все мы создаем тюрьму для себя — привязываясь к собственным представлениям о том, кто мы такие. Я занимался тем, что не приносит мне удовольствия, я чувствовал себя зажатым в тисках и — как следствие — тяжело заболел. Я пробовал ходить по врачам, но это все узкие специалисты: есть специалист по коленкам и специалист по глазам, но никто не видит общей картины. И тогда я понял, что мне нужно совершить побег из тюрьмы. Я открыл для себя йогу и медитацию, я начал по-другому питаться — и понял, что больше не могу быть просто программистом. Вот сидит Саша, он работает с группой «Хуун-Хуур-Ту», он знает о целительных свойствах пения — и я, чтобы излечиться, тоже стал петь. Я понял, что мне нужно выступать, обращаться к людям напрямую, обмениваться с ними энергией. Так и началась вся эта история с Amorphous Androgynous. Да берите же пирожные — я сахара не ем, но вы угощайтесь. Это очень хорошие пирожные.
Мы с Чепарухиным угощаемся. Пирожные оказываются приторно-сладкими и с каким-то растительным привкусом.
— Они португальские, — появляется художница Дайан, — очень специальные португальские пирожные.
Я пытаюсь вернуть разговор к истории с Amorphous Androgynous: последняя по времени пластинка Кобейна “Otherness” вышла под этой маркой. До этого был альбом “The Isness” — первый после долгого перерыва, и он еще обозначен как The Future Sound of London, но музыка уже иная: психоделика, фолк, арт-рок. Все это больше похоже на ранних Pink Floyd или Yes, чем на FSOL начала 90-х. Диджейский журнал Muzik вкатил диску шесть балов из пяти возможных, но большинство слушающих оказались в замешательстве — диск чрезвычайно хорош, но при чем тут FSOL?
— В последние годы все запуталось, — соглашается Кобейн. — На самом деле есть два разных проекта. Amorphous Androgynous больше связаны с психоделическим роком, со спиритуальной стороной музыки. Для FSOL первична технология, Amorphous Androgynous основаны на живой игре музыкантов. Для меня эта история очень важна — если она сейчас вдруг закончится, я снова заболею. И, что главное, после трех-четырех лет работы с Amorphous Androgynous я чувствую, что готов вернуться к FSOL. В этом году мы выпустим альбом Amorphous Androgynous, а потом альбом FSOL, и все разъяснится. Альбом Amorphous Androgynous будет называться “Alice in Ultraland”, кое-что из него мы сыграем в Москве. Хотите послушать?
От такого не отказываются. Кобейн, вопреки собственному обету, прихватывает по пути кусочек пирожного и тащит меня на второй этаж; новый альбом живет у него внутри «Макинтоша». Сначала он включает вещь, похожую на группу Air в ее самых воздушных эпизодах, в следующей же композиции медленно ворочаются мрачные и тяжеловесные звуковые блоки. Что именно Кобейн собирается играть в Москве — лучше, наверное, не уточнять.
Мы спускаемся вниз и продолжаем разговаривать — о партнере Кобейна по FSOL Брайане Дугансе. Кобейн уверяет меня, что под каким бы именем они ни работали, музыку они по-прежнему делают вдвоем, просто Дуганс не любит бывать на людях и отказывается выступать. Потом Кобейн говорит, что на самом деле ему интересен не столько психоделический рок, сколько «музыка между» — между роком и электроникой, между Хендриксом и Шопеном, между Рави Шанкаром и итальянскими порносаундтреками. Потом Кобейн начинает показывать коллекцию винила, собранную на лондонских барахолках: «Вместо того чтобы платить по 15 фунтов за всю эту электронную чушь, я брал любую пластинку по 20 пенсов! Какая обложка понравится — ту и брал!» Он достает пластинку Донована с автографом — и тут до меня доходит, насколько странно все это выглядит: человек с пластинкой старинного английского фолк-барда 10 лет назад считался провозвестником новой техногенной эпохи, кибертехногаллюциногенного рая; на буклетах дисков FSOL, кстати, не было ни одной фотографии — одни компьютерные коллажи. А сейчас он нежно гладит фотографию какой-то забытой соул-звезды и рассказывает о духе 67-го:
— Тогда люди делали действительно странную музыку, пытались совместить восточный мистицизм, первые синтезаторы и живые инструменты. То, что происходило в 67-м, — гораздо смелее, чем большинство сегодняшней электроники: изначально вся электронная музыка была одним большим экспериментом — а сейчас вроде все круто, но никто ничем не рискует! Если ты экспериментальный артист, ты должен делать нечто совершенно новое, неизвестное. Поэтому психоделия для меня — это не 67-й; это то, что происходит со мной здесь и сейчас; это поиск того, что сделает меня счастливым.
Я интересуюсь, как с высоты йогически-медитативного опыта выглядят новые технологии, на которых когда-то целиком строились FSOL. Кобейн подкладывает мне еще пирожных и говорит:
— У технологии, которую мы используем, есть светлые и темные стороны. То, что мы можем обмениваться музыкой через Интернет, совершать там покупки, контролировать свои банковские счета, — это очень удобно. Но одновременно это означает, что вся наша жизнь скоро будет происходить внутри компьютера и ее крайне просто будет контролировать. Правительству и корпорациям сразу видно, что ты читаешь, что покупаешь, куда идут деньги с твоей кредитной карты. Это ведет к ограничению свободы — а любые ограничения, любые барьеры, разделяющие людей, выгодны тем, кто контролирует мир. Это даже не Буш и Блер, а более мощные силы, что стоят за ними. Вы понимаете, кого я имею в виду?
— Кого?
— Это масоны! Это они контролируют людей во власти, более того — назначают их. То, что мы выбираем президентов и премьеров, — это иллюзия: кого бы мы ни выбрали, дела идут одинаково. А настоящая власть всегда в тени. Допустим, сейчас Буш-старший определенно контролирует Боя Джорджа…
— Кого???
— Буша-младшего. И Рейганом он тоже управлял. Вообще, весь современный мир построен на иллюзии выбора: ты идешь в магазин покупать утюг, находишь нужную модель за 205 долларов, а в соседнем магазине такая же за 200. И тебе кажется, что у тебя есть выбор, но ты не знаешь, что оба магазина принадлежат одной и той же корпорации.
Для поддержания разговора я решаю рассказать о старом конфликте «Огонька» и «Нашего современника», но меня опережает промоутер Чепарухин. Откусив еще пирожного, он сообщает Кобейну, что СПИДа не существует. Есть, дескать, масса ученых, уверенных, что вирус ВИЧ не вызывает никакой болезни — люди умирают от того, что их иммунитет ослаблен голодом или наркотиками. Миф о СПИДе же нужен, чтобы получать все новые гранты на исследования.
— Это еще что, — оживляется Кобейн, — вы знаете, что вся пшеница, которую выращивают в Северной Америке, идет на корм коровам, из которых потом делают гамбургеры для «Макдоналдса»? Ни одного зернышка не попадает в пекарни — все скармливают коровам!
Я проглатываю еще одно пирожное и понимаю, что больше не могу принимать участие в разговоре. Перед глазами у меня вертятся цветные круги, в ушах шумит, сердце бьется, как отбойный молоток. Чепарухин тем временем заводит другую историю: как он выяснял однажды, действительно ли некоторые народы Закавказья считают нормой половые сношения с ослами. На несколько секунд я отключаюсь; когда я прихожу в себя, Чепарухин рассказывает Кобейну, как праздновали 60-летие актера Родиона Нахапетова; Кобейн слушает с нескрываемым интересом. По ходу беседы выясняется, что дурно не одному мне: Чепарухин начинает мерить пульс — сначала себе (повышенный), потом Кобейну (у него такая аритмия, с которой просто не живут). Разговор съезжает на дела сердечные: кардиограммы, дефибрилляторы, магнезия. Художница Дайан пытается успокоить присутствующих:
— Это все пирожные! Португальские пирожные! В них слишком много сахара — от сахара бывает повышенное сердцебиение!
На этих словах Дайан достает с полки огромный нож и начинает рубить тыкву.
--------------------------------------------------------------------------------
«Пикник «Афиши»
Лужнецкая набережная, сб 15 мая, 15.00
На входе будут продовать журнал Афиша и только потом пропускать 
