Если о чуде, то о весне

Я снова ездила в лес: хвойный воздух, крупинки снега хрустят, переливаются. Я часто сюда приезжаю дышать и смотреть.

Машина паркуется, вот и ещё одна. Старички выходят с лыжными палками, поправляют молнии на куртках, начинают свой путь вдоль леса — cкандинавскую ходьбу.

Из другой машины такие же старички, но без палок. Женщина берёт под руку мужчину, и они, степенно обсуждая что-то, бредут вслед за первой парой.

Думаю, вот и мы с тем, с кем коротаем жизнь, так же в старости будем — с лыжными палками или под руку брести вдоль леса и говорить о важном и мимолётном. И, кажется, так и будет, обязательно будет.

От этой мысли повеяло весной, хоть она и не о весне вовсе. Но всё же, если о чуде, то о весне (символической, духовной), а о весне — всегда как о чуде.

Пока всё вокруг монотонно белое и в пухлых сугробах вязнут и зябнут улочки и дома, иной раз промелькнёт, будто ласточкой, луч весенний. Хотя до ласточек ещё пару месяцев. На перекрёстке жду свой «зелёный» и вижу, как солнце делает жёлтыми блёклые здания, рыхлую дорогу. Купол церквушки золотится вдали.

Сухие серо-коричневые листья на тонких ветках стали охряными, загорелись — возможно ли это? Потому что весна, весна близко! Как в хрестоматийном стихотворении Тютчева:

«Зима недаром злится,
Прошла её пора,
Весна в окно стучится
И гонит со двора».

Вот и утром просыпаешься теперь от дробного таянья. Кап, кап, тук, тук — звенит, стучит по козырьку балкона. Прозрачные сосульки вытянулись, заблестели, сочатся весной.

И то ли мир становится другим, то ли сам другим становишься — но чувствуешь себя, как в стихотворении поэта Андрея Вознесенского:

«Я — семья.
Во мне как в спектре живут семь „я“,
невыносимых,
как семь зверей.
А самый синий
свистит в свирель!
А весной
Мне снится,
что я —
восьмой!»

***

Скоро будет слеплен последний этой зимой снеговик. Какое-нибудь счастливое семейство рассыплется по двору и будет катать снежки, бросаться ими и валяться в сугробах: взрослые, дети — всё одно.

— В прошлом году мы даже его красили, снеговика-то! — рассказывает Аня. — Муж взял несколько пластиковых бутылок, налил туда воду, добавил гуашь. Мы читали ещё, что и акварель можно. В крышках проделали маленькие дырочки и облили снеговика розовым, голубым, зелёным. Такой он стоял радостный, яркий, почти весенний! Правда, через пару дней от него осталась только кучка рыхлого цветного снега.

И это значило, что весна вступила в силу.

Скоро надевать резиновые сапоги, шлёпать по ручейкам, слышать запах набухающих почек и распускающихся листьев. Видеть, как покрылась зеленью клумба, недавно бывшая пустой, тугой и замёрзшей. Паковать зимние вещи в коробки и с чувством выполненного долга складировать их в антресоли.

Так оно и начнётся, и не заметишь, как наступит День космонавтики, Пасха с нарядными куличами и яйцами и День Победы, который обрушит марши и парады на тёплые, уже почти летние, городские улицы.

***

Прошлой весной, как только растаяла Протяжка, мы добыли бересты в лесочке и сделали кораблик. Он был большой, но кривенький, косенький. Едва оказавшись в воде, он дёрнулся, хлюпнул и перевернулся вверх дном. Мы достали до него палкой, притянули обратно к берегу, поправили и снова выпустили. С каждым разом кораблик держался всё дольше, но потом опять валился на бок и клевал (носом) парусом.

«Дай я поправлю!», — смеялась дочка. «А теперь я!», — я тянулась за нашим «пловцом». Вода ещё была синяя, мёрзлая, рябила от зябкого весеннего ветерка. Леденели руки, щёлканье птиц доносилось из леса. Пахло свежо и влажно: хвоей, хлебом, светом.

В общем-то, было уже неважно, переворачивается кораблик или нет. Было важно только то, что наступила весна.