Статус беженца
Это, как я понял, обычная практика — когда врачей, работающих в структуре ФМБА, командируют в различные проблемные районы. Наши медики побывали и в Абхазии, и в Крыму. И вот очередная поездка. Врач анестезиолог-реаниматолог Игорь Михайлович Скребцов, врач-хирург Дмитрий Юрьевич Шишов, сестра хирургического отделения Наталья Николаевна Луканова и медицинская сестра-анестезист Галина Ивановна Муругова на прошлой неделе вернулись из лагеря для беженцев с Украины.
С 4 по 18 августа наши врачи оказывали помощь людям в мобильном пункте временного размещения «Прорыв» в селе Алексеевка Матвей-Курганского района Ростовской области. Саровская пресса встретилась с медиками в рамках пресс-коференции.
Игорь Скребцов:
— Вы знаете, что сейчас происходит — огромный поток беженцев движется из восточной Украины, Донецкой, Луганской областей на территорию России, потому что люди потеряли надежду на дальнейшее проживание там. Их выталкивают, создают невыносимые условия для жизни.
На границе с Украиной создано около пяти пунктов временного размещения для беженцев. Там на первое время дают приют, еду, оказывают первую медицинскую помощь, и оттуда происходит расселение по территории России.
Президентом дан клич, в соответствии с которым каждый регион выделяет у себя квоты, обеспечивая людей более-менее достойными жильем и работой.
Мы проводили осмотр переселенцев, оказывалинеобходимую хирургическую и реанимационнуюпомощь.
— Откуда были врачи в отряде?
И. Скребцов:
— В основном это сотрудники ФМБА. Мне, правда, была непонятна логистика доставки туда специалистов, потому что нас, например, сменили специалисты, приехавшие за пять с половиной тысяч километров своим ходом из Красноярска, Новосибирска, хотя есть города поближе. Также с нами работали врачи из Балаково, Волгограда, Москвы и Санкт-Петербурга.
Всего пробыли в лагере две недели.
— Какая ставилась основная задача? С чем вы конкретно столкнулись?
И. Скребцов:
— У нас было два кабинета- машины ППР на основе «Мерседесов». Полностью укомплектованные, со следящей лечебной аппаратурой. Была развернута малая операционная для хирурга, у меня был кабинет для проведения реанимационных мероприятий и транспортировки больных в лечебные учреждения.
Нам, слава богу, не пришлось делать ни больших, ни полостных операций, до масштабов каких-то глубоких реанимационных действий, с интубацией, дефибрилляцией, тоже не дошло. Были обмороки, потери сознания- оказывали помощь без кабинета, на каталке.
- У беженцев были осколочные, пулевые ранения?
Дмитрий Шишов:
— Ранения, полученные военными, шли отдельным потоком, мы же оказывали помощь мирным гражданам. Но и у них были случаи осколочных, пулевых ранений — как правило, несвежие, т. к. за сутки невозможно пересечь границу Украины с Россией. Самые ранние пациенты обращались на 3−4 сутки с момента ранения,
— Там, где идет миграция населения, возникает эпидемиологическая проблема. Чтобы не допустить эпидемий, какие-то меры предпринимаются?
Дмитрий Шишов:
-Основная цель медицинского отряда была отсечь больных инфекционного профиля, больных со вшами, с чесоткой.
И. Скребцов:
-Еще знаменитый хирург Пирогов сказал, что война — это эпидемия травматизма. Можно добавить, что война икакие-то гражданские катастрофы опасны в плане заболевания инфекционными болезнями.
Если социальная обстановка неблагополучная, начинает расцветать туберкулез. Поэтому специалисты были всех профилей: терапевты, педиатры.
Мы обрабатывали своих больных, а после нас прибыли врачи-инфекционисты, хотя за санитарно-гигиеническими мероприятиями в основном следили представители МЧС и миграционных служб, местная администрация. Все было очень хорошо организованно.
Временные деревянные туалеты деревенские очень хорошо обрабатывались. Никаких свежих продуктов из мяса, рыбы в столовой не было. Готовили борщ с тушенкой, каши и сладкий чай. Посуда была только одноразовая, поэтому за наше время пребывания ни у нас, ни у беженцевникаких случаев кишечных расстройств не было.
— То есть вы особо отмечаете хорошую организацию?
Дмитрий Шишов:
-В принципе, чувство гордости распирало за страну. Наши ребята не зря кушают свой хлеб. Лагерь был рассчитан на 800 мест, но бывало до 3200 человек. Как можно было умудриться сохранить какую-то организацию в данных форс-мажорных условиях, сложно понять. Система работала, может не так красиво, как хотелось бы беженцам, но очень эффективно.
— Сколько часов в сутки приходилось работать?
И. Скребцов:
— Мы работали круглосуточно. Там была нелинейная ситуация, потому что больные, находящиеся в лагере, были обработаны и обследованы. Им оказывалась текущая помощь — у кого-то диабет, кто-то приходил на перевязки, у взрослых и детей было много тепловых ударов. Самая тяжелая работа была у терапевтов, педиатров при осмотре поступающих.
Беженцы в течении 2−3 суток с большим трудом добирались до пунктов таможенного пересечения. В течение дня их проверяли, осматривали.
На собственном транспорте прибывало очень мало людей. Основная масса накапливалась к концу дня. И после десяти вечера начиналось массовое поступление в лагерь. Главная работа была с десяти до шести утра — осмотр, обработка, размещение. Днем было чуть легче.
— Лагерь расположен далеко от границы?
И. Скребцов:
-Около 5−6 километров. Были видны и слышны выстрелы, вспышки. Был момент — поступила информация, что фиксируется большое скопление сил на той стороне границы, возможны провокации. Мы приготовили все для экстренной эвакуации. Стояла задача и самим экстренно выехать, оказывать помощь, и потом обеспечить прием пострадавших, сохранить медицинский персонал. Не было необходимости бросаться помогать, потому что этим занимались другие люди. Нужно было быстро переселиться и подготовить новый лагерь.
Мы сегодня ругаем Россию за беспорядок в экономике и жизни, но что касается организации, может, и были проблемы в первые дни, но к пятой неделе все было отшлифовано.
Была некоторая несогласованность между службами, но работа медицинской службы, во многом благодаря Сергею Борисовичу Окову, делалась на «отлично».
Сергея Борисовича кинули туда через две недели после того как лагерь был создан. Поначалу там фактически не справлялись, а он сумел все грамотно организовать.
— Сергей Борисович руководил только медиками?
И. Скребцов:
-Я хочу отметить, что это не только наши впечатления. Это отмечали и другие. Выражали уважение и восхищение нашим главным врачом.
Было очень много «наездов» со стороны СЭС, Роспотребнадзора — структур, которые сейчас выполняют надзирающую и рекомендательную функции. Их сотрудники пытались в чем-то обвинить наших медиков, нередко в весьма издевательской форме. Сергей Борисович грамотно разрешал конфликты, обозначал приоритеты, ставил на место зарвавшихся проверяющих.
— Чью работу еще можете отметить?
И. Скребцов:
— Психологов МЧС. На девочек было жалко смотреть — они работали по 20 часов в сутки. Снимали стрессовые ситуации, социальное напряжение. Успокаивали людей недовольных, имеющих претензии. И они также занимались расселением жителей. Потом это передали в миграционные службы.
— Я слышал, что когда Шойгу создал эту службу у себя в МЧС, к нему были претензии. Дескать, для своей дочери теплое местечко придумал.
Дмитрий Шишов:
-Психологи приходили к нам — у нас был этакий оазис в этом поле. Падали, чтобы передохнуть хотя бы часок. Если наши условия пребывания были комфортными, несколько дистанцированными от беженцев, то они постоянно «варились» в чужом горе. Я бы, наверно, не выдержал. Лучше провел бы сутки в операционной, чем пробыл на их месте. Я действительно увидел, насколько важна их работа.
— Вам самим психологическая помощь не требовалась после пребывания в лагере?
И. Скребцов:
-Мы ее оказывали друг другу.
Дмитрий Шишов:
— Коллектив был замечательный, мы сдружились с медиками со всех концов страны, много общались на совершенно разные темы.
— Кто в основном среди беженцев? Дети, женщины?
Дмитрий Шишов:
-Много молодых мужчин, которые не хотят служить в украинской армии. Можно было свободно создать пару батальонов.
— По вашему мнению, они бежали потому что не хотели рисковать жизнями или потому что считаличто это неправильная война?
И. Скребцов:
— По статистике, когда голосовали за независимость, там по-моему, за были всего 60%. Многие не хотя жить в России. У меня есть знакомый, живущий в нашем городе, он встречался с людьми, которые оказались там, когда началась первая война. Реакция людей проходила насколько этапов: «Вы москали, вы все делаете, подхалимажничаете Путину, а у нас все нормально». Вторая стадия: «Это развязали русские, все будет нормально, мы победим». И третья: «Караул, что они делают? Спасите, помогите!». Люди в шоке, от того, что происходит.
Среди беженцев были бабушки и дедушки, пережившие немецкую оккупацию. Они говорят, что такого даже немцы не творили. Ведется непонятная тактика уничтожения социальных, промышленных и прочих структур. Из ста пятнадцати шахт уничтожены пятьдесят две. Фактически происходит зачистка территории. Военные «работают» по жилым кварталам, по частному сектору, по больницам. Людям просто некуда возвращаться будет.
— Вообще какая схема работы была? Поступил человек, сколько времени он проводит в лагере? Куда дальше отправляется?
Дмитрий Шишов:
-В лагере можно находиться неограниченное количество времени. Многие этим и пользуются, чтобы пересидеть кризис. Но на самом деле УФМС подталкивает людей к тому, чтобы они разъехались. Выделяются государственные квоты — это гарантированные места размещения людей на территории РФ.
Например, республика Татарстан выделяет 50 квот, по лагерю идет объявление: «50 квот на Татарстан, желающие записывайтесь». Подходят люди из лагеря: «Я хочу ехать». Записали, поставили галочку, набрали автобус. Иногда людей отправляли даже эшелонами по разным уголкам России. Цель — снизить концентрацию людей на границе, потому что Ростовская область, Краснодарский край стонут от наплыва беженцев.
— Границу можно перейти только через КПП?
И. Скребцов:
— Граница открыта. В принципе, можно перейти в любом месте и идти куда угодно. Но лагерь дает возможность переселяться по квотам.
Беженцы созваниваются с теми, кто уже уехал. Начинает проявляться мелкая хитрость, трусливость, поиск выгоды. Кто-то поехал в Екатеринбург, и там их поселили в детский санаторий с трехразовым питанием. Аниматоры работают с утра до вечера, справляют дни рождения с шариками, выносят огромные торты. Или уехали куда-то к нефтяникам — их два дня водили по магазинам, покупали одежду для школы. Поэтому многие сидят и ждут выгодного предложения. Говорят, нам сказали, что в России зарплата в сорок тысяч, а тут предлагают пятнадцать — не поедем.
Были и провокаторы, которые говорят: «Эта война из-за русских, так что с русских требуйте больше денег, они вам уже должны». При этом Россия тратит колоссальносредства. Один день жизни лагеря обходится, например, почти в миллион рублей.
— К зиме лагерь начинают готовить?
И. Скребцов:
— По имеющимся сведениям, примерно с сентября-октября все лагеря будут свернуты, потому что если пойдут дожди, там станет трудно жить.
- Роды принимали?
И. Скребцов:
— Была женщина, у нее, слава богу, были третьи роды, хотели уже доставать свою укладку — принимать в поле. Но все же решили отправить в Матвей-Курганскую больницу, потом в Таганрог. Ее там прокесарили. В наших условиях этого лучше было не делать. Хотя если бы потребовалось — справились б.
— С медикаментами никаких проблем не было?
И. Скребцов:
-Все было высокого качества и в достаточном количестве. Мы тоже готовились — взяли с собой все необходимое. Когда уезжали, подготовили список для вновь прибывающих, именно потому что для работы в тех условиях надо много обезболивающих, зеленки и перекиси. Я за всю жизнь раза два сталкивался с тепловыми ударами — а тут пятнадцать случаев.
— Понятно, что послали вас добровльно-принудительно. Но для себя как решили — надо было ехать?
И. Скребцов:
-Такая поездка мне кажется интересной, потому что это встречи с другими людьми из других больниц. Плюс можно увидеть иную ситуацию, новый объем работы. Медицинская помощь там была нужна, и наша поездка необходима.
— Разные СМИ представляют события на Украине по-разному. Что вы лично вынесли для себя, побывав в непосредственной близости?
И. Скребцов:
— Я, конечно, интересуюсь политикой. Стараюсь анализировать, знакомлюсь даже с конспирологическими мнениями — теория заговора, масоны, американцы. Но побывав там, я ничего не понял. Кому нужна эта война, для чего.
Например, в Европе войны ведутся следующим образом: захватывается территория, мирных граждан не убивают, потому что они будут работать на новых хозяев. Незачем разрушать промышленность. В Европе мирное население ложится спать, утром просыпается, узнает, кто захватил, тому они и служат. С Россией война всегда велась на полное уничтожение. Когда приходили немцы с французами, они знали, что русские не вливаются в структуру Европы, поэтому война всегда была беспощадной. Такое впечатление, что сейчас тоже самое ведется, но воюют славяне со славянами. Вернее, руками славян уничтожаются братья по нации.
— А беженцы что говорят?
И. Скребцов:
-Они рассказывают какие-то штампы, мифы. «Сланцевый газ» — один из таких мифов. Говорят, что война началась после того, как сын генерального секретаря США купил эти земли.
Ходят страшные рассказы, что на органы людей разбирают. Это чушь, конечно. Забор органов делается только в стерильных условиях, в больницах.
Некоторые ждали 11−13 августа, т. к. якобы должно было пройти ровно три месяца после референдума. Тогда, дескать, Донецк станет реально признанной независимой республикой и Россия введет войска. Но в эти дни ничего не случилось.
— Беженцы по-русски разговаривают?
И. Скребцов:
-Да. Чистая русская речь. Присутствует, конечно, субакцент — все эти «шо», «гэ».
— Пресса в лагерь приезжала?
Дмитрий Шишов:
-Только российские СМИ. Ни одного иностранного корреспондента мы не видели, как и представителей каких-либо гуманитарных организаций. Такое ощущение, что для Запада всегоэтого не существует.
— Если родина попросит — поедете еще?
И. Скребцов:
— Надо будет — съездим.
Пойманый_маньяк