Саров — не Москва
Это маленький блог про Саров от той, кого вы привыкли называть «понаехавшей». Пишется он для группы «Затоновости» и сайта «Колючий Саров».
Я оказалась в городе всего несколько недель назад, поэтому не перестаю удивляться людям, порядкам, привычкам. Пока что ничего не нравится, но отвечу сразу на главный вопрос — уезжать не хочу.
I. Мой выбор
О существовании закрытых городов я знала всегда, но внимания особого на них не обращала. Я четко понимала, что в этих местах ненавидят туристов: на въезде служба безопасности не выстилает под ноги ковровую дорожку и не украшает шею цветочными гирляндами. Именно поэтому, когда меня спросили, не хочу ли я отправиться в Саров, атомный центр России, я сразу же сказала «да», прежде чем успели добавить «пожить».
Для того чтобы получить пропуск, нужно было устроиться на работу (вариант с замужеством я отмела сразу). На второй день поисков стало понятно, что специфический саровский вид спорта среди местных предпринимателей — интересоваться целью переезда, а потом долго убеждать соискателя в глупости его затеи.
В конечном счете Google привел меня к «Колючему Сарову», а оттуда и к группе компаний «2 Аякса». Не понимаю, почему в их офис до сих пор не доставили какой-нибудь золотой кубок на мраморной подставке с надписью «за терпение». Они заслужили — я смогла попасть в город!
У меня нет власти, позволяющей принимать по-настоящему большие и судьбоносные решения, поэтому мой выбор — он про отдельно взятую жизнь. И мне вообще-то тяжко быть один на один с этими изменениями, потому что есть, к сожалению, одна-единственная правда про меня: сильнее всего в этом мире я люблю писать тексты. Только ради новой статьи я согласна не спать до утра и давиться кофе, бороться с природной неуверенностью в себе и повторять редактору: «Да, мы обязательно перепишем это еще раз». И раз уж я переписываю что-то для саровчан, это значит только одно: мне в этой жизни очень повезло.
II. Колючка
Я думала, что знаю о России все — направления вместо дорог, болтливые мамаши с колясками во дворах спальных районов, переполненное московское метро, выходящее из берегов в час пик. Россия именно такая, но в паре часов от Нижнего Новгорода, прямо за третьим КПП, неожиданно начинается другая страна.
Заборы и колючая проволока не удивляют, а вот количество солдат кажется зашкаливающим. Гостей военные принимают крайне холодно, с оттенком ненависти, которая имеет отнюдь не абстрактный, а откровенно личный характер. Они повышают голос, нагнетают атмосферу и всеми силами стараются вывести прибывшего на чистую воду. Понять их можно — особого выбора они не имеют. По каким бы причинам они ни пошли на службу — из патриотизма, из романтических побуждений, спасаясь от домашних неурядиц, ради заработка, — их работа теперь состоит в том, чтобы охранять Саров. Об этом я успела подумать, пока стояла в маленькой пустой комнатке, выкрашенной в холодный цвет. В этот момент у меня не было никакой уверенности в наличии пропуска, но очарование легкой головы и нечистой совести давало о себе знать, поэтому страшно не было (только смешно).
Первые же минуты в такси дали понять, что в Сарове очень туго с личным пространством. Проще говоря, его тут нет. Водитель желал знать обо мне больше, чем некоторые члены семьи. Он поинтересовался семейным положением, квартирным вопросом и даже финансовой состоятельностью. К счастью, его нездоровое любопытство не раздражало, так он показывал, что живет не в вакууме.
Я в Сарове всего две недели, и сейчас он напоминает мне обособленный и скрытый от посторонних глаз остров, где царят свои законы. Где чувство изоляции породило своего рода самодостаточность, невозмутимую самоуверенность. Пока большая часть России унифицируется, становится все более робкой и теряет культурное разнообразие, саровчане наглядно демонстрируют, что можно жить по-другому, а уж как именно — совсем другой разговор.
III. Люди в городе
Саров — аномальное место! Здесь хорошие и ровные дороги, каждую остановку чистят от снега по утрам в пять лопат, а балконы выкрашены в один цвет, но это не мешает саровчанам быть постоянно чем-то недовольными.
Раньше я думала, что если жить в новом городе, так обязательно в центре. Чтобы кафешки, магазины, редакция, театр — все в шаговой доступности. Потом узнала о ценах на жилье в Сарове, и спальные районы полюбились в один момент. Однокомнатная квартира в старом доме за 4 миллиона — это, конечно, сильно, поэтому найти угол для понаехавшей — проблема, достойная реалити-шоу.
Пытаясь понять, почему никто не рвет волосы на голове из-за астрономических цен на жилье, я выяснила, что местные делятся на две категории: работники ВНИИЭФ и все остальные. Первые получают достаточно, а муниципальные и мелкие коммерческие предприятия довольствуются остатками. Собственно, именно поэтому мерилом всего в Сарове оказывается работа. Должность, которую ты называешь, определяет отношение к тебе.
Средний саровчанин — существо хамское. Ему приелось неуемное желание администрации развлечь и удовлетворить жителя. Он скандалит, если приходится стоять в очередях, и почему-то уверен, будто ему все вокруг должны по праву рождения. Понятие «элиты» прочно закрепилось в умах местных жителей, но оправдать свою принадлежность к этому мифическому сословию никто не может.
Теперь давайте о хорошем: люди, с которыми я успела познакомиться, не говорят о политике. Вообще. За три недели в городе мне не довелось ни разу обсудить Трампа, как нового американского президента. В моем городе, если в подъезде нагажено или работы нет — виноват Обама, а в Сарове ругают только городскую власть. Если мусор у дома не убрали, то он полетит в местную администрацию, это догма. Мне нравится!
IV. Восьмидесятые
Потерявшийся в парке Зернова мужчина останавливает меня и спрашивает, могу ли я напомнить ему об истинном смысле жизни. Несмотря на легкое отчаяние, он спокоен и перегружен своими несчастьями с должной долей вежливости.
Вообще я заметила, что Саров обладает врожденным тактом (хоть какая-то польза от элитарности). Это место, где люди живут и дают жить другим. Город, имеющий четкий устав и внутренние инструкции, превратился в модель справедливого общества, люди в котором ведут себя достойно не потому, что должны, а потому, что могут это делать. В атмосфере безопасности они чувствуют себя комфортно. Но так ли это хорошо?
Пациент скорее мертв, чем жив — город застрял в восьмидесятых. На засыпанных и хмурых проспектах царит неуловимая атмосфера меланхолии. В центре старого района стоит громоздкое здание саровской администрации, которое своей конструкцией заставляет терять веру в человеческую изобретательность.
Первое, что я вижу за порогом, — резной мраморный киот. В нем икона с ликом преподобного Серафима Саровского. Союз политики и религии кажется невозможен, я замираю на несколько секунд, пытаясь собрать пазл в собственной голове.
«Вы уже знакомы с кем-нибудь из Думы?» — спрашивают меня. «Нет? Не беда. Главное, не волнуйтесь. Это очень интересные люди».
Я поднимаюсь на четвертый этаж. В самом конце коридора — конференц-зал, пространство, которое депутаты используют для проведения заседаний. Первое, что я слышу, открыв дверь, — знакомый рабочий гул. За длинным столом сидят мужчины в костюмах и женщины в платьях-футлярах. Последних значительно меньше, но это, впрочем, неудивительно.
Заседание проходит с приевшейся помпезностью. Речи многих депутатов отшлифованы и отрепетированы, но кто-то все равно сбивается и постоянно повторяется. За кривыми ухмылками и едва заметным пожатием плеч прячется стойкое нежелание находиться в этом здании. Они обсуждают передачу ныне пустующего детского сада для нужд военкомата. Мое ухо вылавливает слова: «Рядом Вечный огонь, это так символично!», и в этот момент я сознаю всю абсурдность затеи, в которую вкладывают столько усилий.
Восьмидесятые здесь не столько в архитектуре, сколько в головах. Многим саровчанам нужно сбежать из собственного мира, чтобы оглянуться и суметь расставить приоритеты, определить самое важное — идею, способную стать основой битвы за будущее города.
Гость