Русские от начала и до конца

10 июня в МБИЦ на Московской, 11 состоялся городской праздник Поэзии, приуроченный ко Дню рождения Пушкина. Мероприятие посетили как стихотворцы, представившие стихи собственного сочинения, так и читатели, поделившиеся любимыми произведениями русских поэтов

«Неужели это кому-нибудь нужно», — думала я, собираясь в библиотеку. Наверное, никому, кроме пишущих. Поэты читают (и слушают) поэтов. Даже прозаики уже (почти) поэтов не слушают. По крайней мере, поэтам всегда так мнится.

Но оказывается, это кому-нибудь нужно. В холле библиотеке стояли люди — не так много, как на концерте приезжей поп-звезды, конечно. Но всё-таки. На диванчиках и стульях, расставленных вокруг импровизированной сцены, тоже расположились зрители. Ведущая вещала: «Мы все по Пушкину родня», так оно и начинало казаться.

Выходили люди и читали из Пушкина. Замечательно было, когда исполнитель забывал слова в стихотворении, зал хором подсказывал ему. И думалось, что мы все сейчас сидим, как дети, в кругу, может быть, в походе у костра, и читаем любимое, прекрасное, вечное: «У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…». Я поймала себя на улыбке — почему я улыбаюсь? Потому что я больше не здесь — я в пушкинской сказке, которую мне читают на ночь мама и папа. Я там, где так много тайны и чуда. Где ничего не случалось ранее, не было прошлого, а есть только большое, широкое будущее, и много счастья видится в нём.

Выступали от мала до велика — то со своим, то с чужим: Анна Ахматова, Марина Цветаева, Андрей Дементьев, Борис Рыжий, саровский поэт Геннадий Ёмкин — все они здесь, в одном времени и пространстве, пока здесь их стихи.

Я читала поэта Василия Бородина, лауреата премии Андрея Белого, умершего 9 июня (за день до праздника), и это казалось таким важным, таким окончательным:

«а вот было изгнание из Эдема и вот Адам

Еве говорил: ладно, как получилось

так получилось, я тебя не предам

поле после дождя блестит; была ярость, а будет милость"…

И пока мы говорили стихами, мы понимали друг друга на каком-то немыслимом (больше, чем русском) языке. И появлялась любовь. От поэзии она всегда появляется. И вот я уже хочу встать и прочесть ещё — из Василия Блаженного и Олега Чухонцева, но праздник кончился, ведущая откланялась, зрители встали с мест. А мне так не хотелось, чтобы оно проходило…

Есть на выездных поэтических семинарах такая традиция — собираться в кулуарах по вечерам и читать свои стихи по кругу. И бывает в ином кругу видно, как каждый елозит и ждёт своей очереди «высказаться», выразить себя, щегольнуть пёстрым словцом, умело встроенным в стихотворение. Я оттуда всегда сбегаю: пёстрые слова мне не нравятся, а острой потребности таким образом выразить себя у меня нет. И как-то это всё не от любви к поэзии, не от любви вообще, а из одной только гордости.

Недаром Борис Пастернак завещал:

«Быть знаменитым некрасиво.

Не это подымает ввысь.

Не надо заводить архива,

Над рукописями трястись.

Цель творчества — самоотдача,

А не шумиха, не успех.

Позорно, ничего не знача,

Быть притчей на устах у всех".

В МБИЦ всё было иначе. Перекинув рюкзак через плечо, подхожу к библиотекарской стойке к лёгким женщинам, щебечущим дробно и звонко о прошедшем вечере.

— Жаль, что закончилось! — говорю им. — Не успела я ещё Блаженного и Чухонцева почитать, а так хотелось.

— Так приходите к нам читать! — улыбаются они.

— Прямо сюда что ли? — смеюсь я.

— А что такого?! Мы всегда здесь и будем рады!

— Почаще бы такие вечера устраивали, — сзади меня перешёптывается пожилая пара. — Хорошо как!

И хотя это родство, возникшее между нами, рассеется спустя время — стихи останутся родными надолго или, как хочется верить, навсегда. Это наши стихи, уже общие, русские от начала и до конца.