Земляничный бог

«Серебряные ключи», прогретые солнцем. Уже не обжигают холодом ноги. Забираешься в воду по щиколотки, встаёшь в солнечный круг, и всё исчезает. Мы искали землянику по всем полянам, по обочинам тропок. Кое-где вроде созрела, но не так, чтоб собрать, а только так, чтобы сейчас полакомиться. Едешь на велике в этой, как говорят, аномальной жаре, с рюкзаком за плечами. Тут и там остановишься — сорвёшь ягодку, другую, дальше поедешь. Чувствуешь себя как дома.

Лес обступает, рыжие сосны закрывают небо, светящиеся лучи испещрили дорожку, блики горят на иголках. Раскалилось лето, мы всё ещё ищем поля земляники, но пока не нашли.

***

Бежит девочка лет шести, вперёд и вперёд, матери не догнать её. По дороге собирает шишки, бросает собаке, скачущей следом, высоко подбрасывающей задние лапы. Она смеётся громче и громче, приближаясь к нам. Сколько будущего у неё впереди, думаю я. Сколько раскроется перед ней того, что мне уже не пережить.

Широкие пути разворачиваются перед ней, много, много путей. Будто разматываются огромные цветные ленты, а сами мотки — всё дальше, дальше, за горизонт укатились, конца не видать. И неизвестность пугает и радует.

"…та жизнь была беспечна и легка,
легка, беспечна, молода, горька,
а этой жизни я еще не прожил", — Олег Чухонцев писал.

Как мало прожито. Как много прожито. Сколько будущего впереди у меня? И где, наконец, земляника?

***

Колёса велосипеда увязли в песке, теперь придётся пешком пробираться в гору, потом по камням спускаться куда-то вглубь. Туда, где совсем ничего не знаешь.

Так и бога ищешь, до последнего, и потом уже будто не страшно, а хочется только выкрикнуть: «Расскажи, расскажи, расскажи!»

— Хорошо тем, кто чувствует Бога, — Денис вздыхает. — Я совсем не понимаю его.

Так иногда человек не просто верит/не верит, а хочет, но не может. Как у Сергея Есенина: «Стыдно мне, что я в Бога верил, горько мне, что не верю теперь».

А ведь вера (любая, не только религиозная) — вещь великая, она позволяет человеку быть счастливым, чувствовать чудо.

Если в чудо не верить — оно не будет существовать.

Вопрос о пути к чуду — это вопрос о восприимчивости, зрении, духе. Для кого-то достаточно грудного крика коростели над речкой. Для кого-то «куста жасминового», который, как завещал поэт Александр Кушнер, «тебя заденет, бесноватого,/ и ты начнёшь и говорить, и видеть». Нужно ли большее?

И вот бродишь, бывает — нет и нет земляники. А потом покажется красненькая звёздочка из травы, и — бог есть, и чудо есть.

Легче всего чудо выразить в стихах — таких, например, как у Владимира Салимона:

«Новый быт
позаброшен, позабыт.
К прошлой жизни нет возврата.
Вижу, выйдя в огород,
в лопухах торчит лопата,
подперев небесный свод.
Небо низкое над нами
зарастает лопухами,
так как много лопухов
вознеслось до облаков».

Здесь маленькое и земное (лопухи) становится большим и неземным (небом). Чтобы позволить себе такой переворот, нужно быть немного безрассудным. Да и Пушкин говорил, что «поэзия должна быть глуповата». В том смысле, что ум мешает нам познать вещи такими, какими они могли бы быть. И какими, возможно, являются без нас. Пока мы на них не смотрим и не оцениваем по привычной шкале.

Необязательно быть поэтом, чтобы это увидеть. Можно просто позволить себе ничего совершенно не понимать. А там, где непонятно, но прекрасно, — и живёт бог.

И когда находишь его, светящегося под земляничным листочком, вопросы кончаются, их больше нет, как будто и не было. И всё встаёт на свои места, а почему — неизвестно.

И больше не нужно знать.