Домам снятся сны

Два персонажа гуляют по Художественной галерее. Купили билетики по 100 рублей, слегка укутались, потому что в залах прохладно, и оценивают.

— Вот эту я бы себе повесила в комнату, она такая тёплая, — отмечает одна. — Я вообще так оцениваю: если картину захотелось взять с собой, значит, это искусство, значит, в этом есть что-то сверхважное. Как думаешь? — поворачивается она к другой, стоящей чуть дальше.

— Не-а, не согласна, — морщится та. — Ван Гога ты вряд ли захочешь в спальне повесить. Придётся в него вдумываться. Великие картины ведь не только о прекрасном, но и об ужасном. Воспринимать искусство — это труд! — распаляется она — Не каждодневный! Сколько душевных сил нужно, чтобы прожить произведение, вы-чув-ство-вать! А то, о чём ты говоришь, — декоративное творчество. Оно просто отвечает твоему вкусу, состоянию духа и тому подобное.

Эти две поспорили ещё немного и двинулись дальше по выставке «Саров: четыре сезона». Это юбилейная выставка, посвящённая 330-летию города. Здесь работы и саровских художников, и гостей города, и картины из частных и музейных коллекций. Саров разных времён года и разных лет.

Вот осень под «башней»: движется старенький зелёный автобус, громкий и дымный, кто-то стоит на остановке, кто-то семенит от дождя — всё размыло, и горящие листья, и эту (теперь безлюдную) улочку, и время само. Я здесь тоже была когда-то и тоже ждала автобус. Его долго не было, минут сорок, я вздыхала и шла пешком до следующей. Вдруг там повезёт.

Ничего этого нет, а картина есть. И не только она. Преломляют время, пространство, окна в другую реальность. Во многом благодаря проекту «саровских пленэров», стартовавшему в 2006-м году. С тех пор несколько раз в год в Саров приезжают именитые художники из Москвы, Нижнего Новгорода, Пензы, Иваново и других городов, и вместе со всеми пришедшими рисуют городские пейзажи. Как отмечают в галерее, это «бесценный опыт совместного творчества».

Вот безумное ржаное поле под звёздным небом — картина Ирины Никитиной. А на звёздном небе происходит всякое: космос не спит, клубятся созвездия, синева, чернота, белизна. Как близко это поле к вечности!

— Вот такую бы у себя повесила? — спрашивает одна.

Другая смеётся:

— Нет, такая точно не для отдыха после работы.

Это, конечно, никакие не персонажи, а мы с Женькой, в неустанном поиске, зачем нужно искусство и куда оно ведёт.

Останавливаемся у картины Юрия Шпаковского «Лунное молоко»: из двери магазина «Молочный», в котором нынче «Миллион друзей», течёт бело-голубая река. Дом окружили огромные бидоны и кошки, желающие полакомиться. На небе — силуэты кошек лакают лунный свет.

Чудо, вписанное в абсолютно реальные рамки, даже фотографические: перекрёсток Ленина-Фрунзе, аккуратные линии окон, тёплый летний вечер, тени деревьев. И лунное молоко. У Шпаковского здесь несколько сюрреалистических картин: вот, например, «Домам снятся сны». Здесь всем известный «Дом со шпилем» окружён венецианским каналом, по которому плывут гондолы.
Стоишь теперь и забываешь, где ты.

— Вот важно, когда останавливаешься у картины и не можешь отойти. Что-то она рождает: и тревогу, и радость, и дрожь какую-то, — говорит Женька.

— Такие картины запоминаются, — киваю.

— Сколько из них мы вспомним завтра, вот интересно?

Шпаковского я вспомнила. Потому что домам определённо снятся сны. И спустя время эхо увиденного бьётся в голове, как тяжёлые волны, падающие на берег. Море откатывается, собирается с силами, чтобы вновь оттолкнуться от дна и накрыть сушу.