Обыкновенное счастье

Родители шутят, что самая низкая скорость в мире — это скорость звука. Того звука, которым они наставляют своих детей на истинный путь. «В одно ухо вошло, в другое вышло», — так тоже говорят. И с этим трудно поспорить. Самые важные родительские слова вспоминаются и понимаются спустя многие годы

***

Вот длинный стол, за которым мы частенько собираемся семьёй. Я ещё школьница, мне здесь скучно. Дядя, поднимая бокал, говорит долго и торжественно, всегда о том, как благодарен, как счастлив, какие мы все прекрасные. Тётя, задумчиво слушая его, кивает. За окном зелень, и свист, и щебет, и какие-то дети, наверное, бегают в «казаки-разбойники». Рисуют стрелочки от одного перекрёстка до другого и пытаются успеть улизнуть, пока не явились «казаки». Я так любила быть «разбойником», уносить ноги, выдумывать, куда прятаться.

Стоишь ты, допустим, в подъезде на самом верхнем этаже, краешком глаза подглядываешь в запыленное окошко. Идут! Идут!

Оглядываются по сторонам, смотрят в кустах, обсуждают, куда мы могли деться. Снизу всхлипнула входная дверь. Они! Жмёшься в угол, вдруг не станут подниматься, вдруг не найдут! Сердце скачет, как обезумевший конь, руки вспотели, дрожат.
Но я всё ещё сижу за столом и жду, когда принесут горячее, чтобы быстро схомячить его и слинять во двор. Дедушка смеётся, наливая бабушке шампанское. Пахнет фруктами, оливье и сладостями — запах праздника, перед которым до сих пор замираю от восторга. Это проекции меня не отпускают: иду я, например, по Спару, а там нет-нет да и возникнет этот запах изобилия и радости. И я вижу эти наши вечера, которым уже не суждено повториться.

Меня просят произнести тост. Я хмурюсь — не хочу. Зачем это я на всеобщее обозрение родственников будут говорить банальные слова? О чём? О том же, что и дядя? Как я благодарна, счастлива и прочее, и прочее?

— Всё уже сказали до меня, не хочу! — морщусь я.

Бабушка гладит меня по плечу, встаёт со своим искристым шампанским и начинает цитировать Окуджаву. Иногда, когда она читала стихи, у неё на глазах проступали слёзы, а лицо улыбалось, широкое, светящееся, и вот она уже будто не слова говорит, а музыку, одну музыку, перерастающую человека:

«Давайте восклицать, друг другом восхищаться.

Высокопарных слов не стоит опасаться.

Давайте говорить друг другу комплименты —

Ведь это всё любви счастливые моменты".

Бабушка читает, но слов этих я не понимаю: зачем без конца говорить друг другу комплименты, а уж высокопарные слова… — это же «сла-ща-во», «ба-наль-но». Общеизвестные выражения. Неужели кто-то им верит?

А Окуджава всё звучит и звучит:

«Давайте понимать друг друга с полуслова,

Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.

Давайте жить во всем друг другу потакая,

Тем более что жизнь короткая такая".

Горячее съедено, я сбегаю на улицу, ничего не помню ни про «восхищаться», ни про «жизнь короткая такая». Жизнь длинная, всё успеется!

***

«Любовь, как большая вода, — пишет Михаил Пришвин, — приходит к ней жаждущий, напьётся или ведром зачерпнёт и унесёт в свою меру. А вода бежит дальше».

Обнимаю дочку, шепчу ей: «Красивая», «Любимая», «Звёздочка». Не жалко слов, этих простых, всеми уже тысячу раз сказанных. Те самые «высокопарные», которые я когда-то не признавала… Сколько бы они ни звучали, для человека, что их слышит, они будто снова проснувшийся сад, каждый раз — весна света. Обыкновенные цветы поднимают головы к обыкновенному солнцу.

— Прекрасный обыкновенный день! — звенят они лепестками.

И поёт, и поёт Окуджава, и читает свои стихи бабушка в моей голове, и они всё цветут и цветут, и не кончаются.