Оградить от забвения

Не получается сохранить то, что было, только какие-то обрывки. Парк в Уфе, где местные музыканты пели на башкирском, а мы смеялись и танцевали. Сразу же всплывает Саранск, где еду на велике мимо своего отражения в огромной витрине в центре. И тут же Крым — волны бьются о камни и шумят о том, что можно вот так исчезнуть, как будто и не было

Никаких историй не осталось, только образы, которые, будто вспышки, сменяют друг друга. Идёшь ты, например, по Ленина, и запахло яблоками и весной. И обнаруживаешь себя в Ульяновске, стоящим на длинной лестнице к Волге. Вчера под лестницей щенок завывал, и я долго искала супермаркет, чтобы купить ему сосиски. Солнечно.

{Где обрывается память, начинается старая фильма,

играет старая музыка какую-то дребедень.

Дождь прошел в парке отдыха, и не передать, как сильно

благоухает сирень в этот весенний день.

(Борис Рыжий)}

Запоминаются скорее чувства, а не истории. События путаются между собой: это я после лекции шла и встретила его у входа в библиотеку, или это в другой раз было? Когда я его полюбила? Прокручиваешь снова и снова, будто отчего-то так важно вспомнить.

Доказать себе что ли, что был и этот момент, оградить его от забвения, как любимое стихотворение.

Так и идёшь по святой земле и несёшь всё, что у тебя есть святого. Только б не выронить, не забыть.

***

Надежда Ивановна всегда хотела в Саров, но так и не случилось приехать, всё заботы разные останавливали. Когда она узнала, что я отсюда, не могла остановиться:

— Как у вас там хорошо, наверное! Серафим Саровский — мой любимый святой!

Я часто такое слышу. Любимый святой, ну надо же, и такое есть! Я-то не слишком разбираюсь. В храмы захожу, потому что тишину люблю и свет, плывущий внутри. И грустных людей.

В платочках, устремляют взгляд в иконы, крестятся, думают. Нет ничего не решаемого. Нет ничего, что нельзя пережить. Мы все тут грустные и ничего, живём. У святых на иконах тоже в глазах тоска. Смотришь на них и мысленно разговариваешь: «А что у вас?», «Да-а-а, непросто».

Нигде такого больше нет, чтобы можно было молчать, но быть понятым. Собой, всеми вокруг, самим пространством как будто. Не знаю, что уж там есть, но я называю его богом. Что поэт без бога? Шут, не больше. Так хорошо Иван Ахметьев написал:

{"камни существуют

деревья растут

звери живые

я думаю

Бог есть".}

***

Вот я и шла от автосервиса к дому мимо монастырской площади, минут десять пройти. Редко встречались люди: женщина с коляской, девочка с рюкзаком, священник, переходивший из здания в здание. И такая тишь вокруг широкая, будто мир остановился. И я остановилась. Просто стою посреди и смотрю на Богородицу, нарисованную под куполом храма. Стена белая-белая, как снег, крупно падающий вокруг, и вот она, цветная, переливается. На соседнем храме — фреска с апостолами. Блестящие камушки жизни, люди в ярких одеждах, склоняющиеся над земными жителями.

Так, будто видят меня и потом, уже вдалеке, зашедшую за поворот на перекрестке Мира — Октябрьский. Спустя дни и недели. Смотрите, смотрите, думаю я.

Я есть.

7 апреля недавно было Благовещение. А слово-то красивое какое — благо-ве-ще-ни-е. Словно ангел, летящий мимо, взмахнул крылом и сбросил с полки распахнутый томик стихов. Вот и странички забили крыльями, будто сейчас взлетят. Лови их, лови!